нормального леща Филатову дал, так дело шустрее пошло бы, а, — вытягивает шею Лешей в мою сторону. Сто пудов опять под чем-то. Всегда как вампирюга выглядит, но сегодня глаза вообще чуть ли не белесые.
— А ты че, лещи разучился сам давать? Вы где этого очкастого взяли, туда и обратно запуляйте. А мне насрать, сказал.
— Ой ну не современный ты человек, Вася, — заводит Сан Сергеевич и пачку сигарет в руках крутит. На «Беломор» что-то подозрительно похоже.
— Ага, — даже не смотрю на недоумков, — а мне и не надобно. Ну че, запустили дроны над браконьерами уже, умники? Я слышал, остатки беспилотника фламинго в заповеднике сожрали. Современные технологии, современные технологии, а с двумя таможнями договориться не по зубам.
Сан Сергеевич рукой машет, а Лешей никогда не затыкается, когда надо.
— А ты че сам, спорткомплекс свой благотворительный два месяца запускал. Ты им деньги просто так даешь, а они что ли не берут? — и морда такая противная у шизика, будто сейчас лыбиться начнет, как полоумный.
Стулом снова по полу проезжаю, только теперь обратно ко столу. Перевернуть его — дело одного маха.
— Ебало завали, спорткомплекс в норме.
— Но пришлось попотеть, — ехидничает гнида.
Кузнецов со вздохом смартфон поднимает, а Игнат какие-то бумажки достает с деловым видом.
Я сейчас так по этому шизику проедусь, мама родная не признает, но Сан Сергеевич настырно со своими речами лезет.
— А я, кстати, можно сказать, знаком с защитниками детдома того, рядом со спорткомплексом. С этой Чернышевской Алисой. У меня у внучи школа оборзела и наварганила проход между зданиями на грани обрушения. Мы тогда с этой Алисой даже в районную администрацию ходили вместе, а потом и в суд.
Когда имя слышу ее, все фазы внутри вырубает. Нет, не замыкание. А по нулям вчистую, сгорел трансформатор и нет больше электричества.
Бутылку за горлышко держу, а когда переворачиваю — то все льется мимо стопки. Долбаный стол кривой.
Есть кто-то… нет, есть хоть кто-то, кто не знал Алису? Почему, твари, никто мне не сказал? Твари, твари, твари. Все хотят ее себе.
— И она, кстати, до этого с нами ж воевала. По парковке возле базара, потому что там зарезервированы места были для колясочников.
И с каким-то едва ли не мечтательным видом Сан Сергеевич повествует. Я что-то не сразу въезжаю. Чего это тон у него такой, а?
С какого хрена мою Алису упоминают.
Бухло мне слизистую выжигает, как и каждая мысль кометой сгорает, только сформировашись. Я в четырех стенах хаты, почти что тюряга, от воспоминаний чуть не поплавился, сюда пришел -- и что это вообще?
Как пощечина, образ заколки ее атласной удавкой память удерживает. Нашел у себя в вещах. Каждый раз боюсь порвать, когда подсчитаю, что это — единственное, что мне осталось. Случайность. Заколка нечаянно в мои вещи попала.
— Это с сиськами которая? — бровями тупыми своими шевелит Лешей и я со всей дури бросаюсь на урода, переворачивая и стол, и стулья по соседству, и все, что с самого начала перевернуть планировал.
В плинтус шизика вдалбливаю, и нос подправляю, а оно еще посмеивается там, на полу, как гиена.
— Еще раз, мразь, — захлебнусь собственными слюнями, но вампирюгу добью, — еще раз о ней подумаешь или пасть откроешь! Ты — труп! Забудь о ней!
— Молодежь, молодежь, харе, — пыхтит Сан Сергеевич сбоку и меня за плечо дергает.
— Да успокойся, мамонт, — кровь Лешей сплевывает, и я гниду еще дальше к стене одной рукой толкаю. — Сам че не знаешь и глазами не видишь, ну заебись телка, че я такого сказал.
Сан Сергеевич зря шизика прикрывает, потому что еще одно слово — и сам тоже квашеные ноздри получит вместо капусты.
— Заткнись прям навсегда, — предупреждаю, — тебе мало? Я тебе праздник устрою еще, я тебе кишки разорву руками и в глотку засуну, сечешь?
— Да успокойся, говорю, она же городская сумасшедшая, в таких совать лучше не надо, крейзи…
До жидких мозгов урода еще далеко добираться, над вмятиной в черепе пока поработаю. У меня самого клешни горят и поводит тушкой в сторону, а Лешей ржет еще. Вот только челюсть ему добротно украшаю, как идиоты меня конкретно оттягивают. Даже Игнат участвует. Уволю на хрен!
— Падажди, а, падажди, ты сначала разошелся, что ей комплимент сделали, а потом — что ее трахать неохота? — одновременно с глумливым ржачем Лешей кровь сплевывает, и я плечом откидываю Кузнецова и Сан Сергеевича.
Но к шизику не направляюсь. Пофиг все. Кроме того, что если еще хоть намек услышу, что он о ней думает, то вскрою его тут же. Война будет с Карелиным или не война, плевать, хоть слово одно.
— Так, пора по лошадкам и домой на сегодня, — качает головой Сан Сергеевич и прикуривает.
— Кому-то в бане пропариться не помешает, я ничего плохого не сказал, — бормочет шизик, окровавленным носом шмыгая.
Я снова пытаюсь водку в стопку налить, а оно все мимо. Собственный же стул мешает пройти, и дерево крепостью раздражает, когда поднимаю мебельную мерзость и в стеклянную перегородку зала отправляю.
Угу, все разбилось. Наконец-то огненной закидываюсь, и в коридор иду. Они мне еще смеют что-то там вслед кричать, и приходится чуть ли не глотку сорвать, чтобы поорать в ответ:
— Счет на Карелине, — какой же холл темный и длинный и тупой, — на его семейке новой, понятно! Мои поздравления, понятно?!
— // —
Вмазанный двумя дорогами первоклассного героина, забитый дурью и законсервированный чистейшей кислотой, я разбиваюсь на ведущей к Василькам трассе.
Прямо с бутылкой вискаря в руке, которым решил припорошить убийственный приход.
Водительскую дверь вырезают, я еще в сознании. Поднимаю голову — шея и хребет не сломаны. Пойдет. Нифига себе тачка. Знал, что каждую копейку стоит. Только с правой ногой засада и рука не пашет.
Удар по башке меня в скорой настигает. Черным-черно в раз становится и все.
Отрезаны четыре пальца на правой ноге. И это все, по сути.
Ну и сотрясение, а на руке растяжение такое, что гипс ставят. Херня. Врач причитает, что я в рубашке родился. Ага, в рубашке и сразу на свалку.
Валяюсь в больничке обычной, хотя можно и домой вырваться.
Валяюсь в больничке обычной, хотя можно и в получше клинику переместиться.
Валяюсь
